Четыре года назад семья Бойковых из Улан-Удэ пережила очень непростую историю — у 10-летнего Артемия обнаружили рак печени IV стадии. Болезнь взрослых, у детей бывает крайне редко, откуда взялась — непонятно. Но тогда нужно было принимать стремительные решения — уже через пару месяцев родной отец стал для мальчика донором.
Алексей Бойков отдал сыну половину печени, трансплантация прошла успешно. Сейчас семья живет обычной жизнью: Алексей вновь работает на железной дороге, Артемий — играет в футбол и учится программированию. Бойковы в один голос говорят: «Надо просто знать, что все будет хорошо! Не просто верить, а знать».
В апреле 2017 года Теме исполнилось 10 лет. И вдруг у него заболел бок. Не сильно, но ощутимо. Парнишку свозили в больницу, проверили на аппендицит — ничего. Вернули домой. А через день Артемий стал опять жаловаться на боль в боку. Его отправили на УЗИ, сделали анализы. И, как говорит Алексей, «нас тогда сильно ошарашило диагнозом онкология.
— Печень — загадочный орган, — рассуждает старший Бойков. — Она, как и мозг, не имеет нервных окончаний. И если печень начинает разлагаться изнутри, она не дает болевых ощущений. Пока не дойдет до самой кромки, человек ничего не испытывает.
Почему у 10-летнего пацана случилась такая болезнь, никто Бойковым сказать не смог. Даже опытные московские врачи. Разводили руками. Известно только, что когда подобный диагноз ставят взрослым людям, их даже не пытаются лечить — сразу отпускают домой. В случае с Артемием медики незамедлительно ринулись спасать его жизнь. Они сказали родителям мальчика, что без трансплантации органа не обойтись. И начали рассматривать в качестве донора Алексея.
— Группа крови тут не имеет никакого значения, — поясняет он. — Смотрят, чтобы сама печень была здоровая. Берут биопсию и изучают ее состояние. Надо, чтобы печень была не «жирная». И это не всегда зависит от образа жизни и комплекции человека. Например, у худого может оказаться «жирная» печень, а у грузного — нормальная, чистая.
Печень Алексея была в порядке. Анализы — тоже. Уже 17 июля 2017 года, через три месяца после постановки страшного диагноза, в московской клинике Шумакова прошла трансплантация. Операция продолжалась 12 часов, а проводили ее сразу 15 медиков. 17 июля в семье Бойковых сейчас считается праздником — вторым днем рождения Темы.
— Ты помнишь тот день? — спрашиваю я Артемия.
— Да, меня катили по коридору, там были такие синие люки большие. Как будто в космическом корабле или на подводной лодке, — тихо говорит Тема, худой, светлый, высокий. — Потом операционная, дали маску, там пахло ромашкой.
— А мне казалось, что зелеными яблоками, — добавляет его папа (Алексея привезли в эту же операционную на час раньше). — И еще меня заставили побриться. Я приехал в больницу с бородой, просил ее оставить. Врачи мне говорят: «Мы же трубки будем тебе вставлять и прилеплять их пластырем. Как их потом отрывать-то от бороды». В общем, побрили меня целиком — как купальный костюм у Бонифация. А потом надели на ноги еще противоварикозные чулки. «Теперь я точно балерун!» — говорил я и рассекал в них по отделению за час до трансплантации.
— После операции еще привязывали к кровати, чтобы ничего не повредить, — вспоминает Артемий. — А я не люблю спать на спине. Мне надо переворачиваться на бок все время. Сложно было.
Алексею Бойкову отняли половину печени. Это примерно полтора килограмма, срез — с детскую ладонь. Сшивать все капилляры и сосуды надо очень долго и тщательно.
— Онкология, трансплантация — очень тяжелая история, — внезапно становится серьезным папа Темы. — Вы знаете, что я хочу донести до людей? Что это может случиться с любым ребенком. Всякое возможно. Это не где-то там далеко. Но если произойдет — не надо бояться. Будьте оптимистами.
— Вас надежда спасала?
— Я всегда говорю: «Надо не надеяться, надо знать». Когда мы улетали в Москву на операцию, я сказал: «Никаких вариантов, мы обязательно вернемся, все будет хорошо. Я знаю это. Пройдет несколько лет, и мы будем это вспоминать и хохотать».
— Тема, а ты знал, что все будет хорошо?
— Да. Знал.
Алексей восстановился после трансплантации довольно быстро. Уже через две недели после операции он выписался из больницы. Говорит, больничная кухня была слишком для него «несоленая». 1 августа вернулся в Улан-Удэ.·
— Само восстановление было недолгим, — говорит он. — Сначала мне давали медикаменты с железом. Потом — просто сидел на больничном. У меня затягивались швы — они и наружные, и внутренние. Главным было не напрягаться и соблюдать диету. Каждый месяц я ходил делать УЗИ.
На больничном Бойков просидел в общей сложности полгода. А потом вышел на работу. Как и прежде, он помощник машиниста на железной дороге.
— После операции у меня нет никаких показаний к смене профессии, нет инвалидности, — подчеркивает Алексей. — И я считаю, что это нормально.
Нормально — иметь еще и много увлечений. Алексей занимается возрождением славянских языческих традиций. Коллекционирует раритетную технику советской эпохи. Зимой обливается холодной водой и обтирается снегом. И активно общается с бывшими и нынешними пациентами, перенесшими трансплантацию органов. Такая миссия у человека — рассказать, что жизнь не заканчивается. Важная миссия.
— Я живу обычной жизнью, — говорит Бойков. — Единственное, что у меня шрам на полживота, который уже никуда не денется.
Такое понятие, как «восстановление», для Артемия не подходит. У него есть определенные ограничения. Например, всю жизнь Теме придется принимать лекарства. Каждые четыре часа по расписанию — будьте добры, вот вам таблетки и суспензии. Его папа — оптимист и по этому поводу шутит: «Артемий нас постоянно спрашивает, когда мы его одного в Москву начнем отпускать. Я говорю: «Когда не будешь забывать лекарства пить».
В первый год после операции Тема каждые три месяца летал в Москву на обследования. Сейчас они стали реже, проверки хватает раз в полгода. Но раз в месяц Артемий сдает анализы, которые тоже отправляют в столицу.
Он постоянно носит маску — лекарства подавляют иммунитет. Поэтому любая простуда или вирус опасны.
После операции Артемия перевели в школу для ребят с ограниченными возможностями здоровья. Программа — та же самая, но уроки идут по полчаса, и учителя нормально относятся к тому, что их ученики иногда могут лечь в больницу. Сейчас Тему можно было бы вернуть в обычную школу, но он не хочет — появились новые друзья. После уроков он ходит в «Кванториум», учится программированию.
Уже через полгода после трансплантации Теме дали «добро» потихоньку заниматься спортом. Раньше он увлекался карате, но теперь ударные техники не разрешают. Поэтому Тема пошел играть в футбол. Он любит стоять на воротах, дома у Бойковых — гора из мячей и перчаток. Еще мальчик катается на велосипеде. Учится играть на гитаре. Рисует аниме.
— К 18 годам сыну дадут справку с определенной группой, — поясняет Алексей. — Да, в военные вузы он не поступит. И грузчиком не сможет работать. А все остальное — пожалуйста.
Сам Тема обстоятельно мне объясняет, что его привлекает все, связанное с компьютерами. И особенно программирование.
— Моя жизнь складывается хорошо, — тихо, но твердо говорит он. — На будущее — много планов.
— Артемий до операции и после — это разные люди? — спрашиваю я его отца.
— Нет, — пожимает плечами Алексей. — Когда все эти пертурбации были, казалось, что он повзрослел. Но сейчас жизнь вернулась в прежнее русло. И он просто ребенок. Как и все.
— Ты знал, что такое рак? — осторожно спрашиваю я мальчика.
— Я знал, но спокойно к этому отнесся, — говорит Тема.
— Спокойствие мы, родители, создавали вокруг него, — объясняет Алексей. — Конечно, самим было очень тяжело все это переживать. Но мы всегда говорили: «Тема, все нормально, все лечится». И лексика тут тоже имела значение. Такое слово, как «рак», мы не употребляем по сей день. Мы говорим «онкология». В Москве вообще в больницах очень важен и соблюдается вопрос этики по этому поводу. Например, там не говорят «больной». Только «пациент». Слово может лечить, понимаете? Мы сами это увидели.
Алексей Бойков отдал сыну половину печени, трансплантация прошла успешно. Сейчас семья живет обычной жизнью: Алексей вновь работает на железной дороге, Артемий — играет в футбол и учится программированию. Бойковы в один голос говорят: «Надо просто знать, что все будет хорошо! Не просто верить, а знать».
Два дня рождения
— Ничего, как говорится, не предвещало, — рассказывает Алексей "Московскому комсомольцу", громкоголосый бородатый здоровяк (мы сидим в кафе и сосредоточенно пьем чай с малиной и мятой, Тема ест большой кусок шоколадного торта). — Ни у меня, ни у супруги в роду онкологии не было. Серьезных болячек — тоже. Все старожилы — до 70–80 лет. А тут такое.В апреле 2017 года Теме исполнилось 10 лет. И вдруг у него заболел бок. Не сильно, но ощутимо. Парнишку свозили в больницу, проверили на аппендицит — ничего. Вернули домой. А через день Артемий стал опять жаловаться на боль в боку. Его отправили на УЗИ, сделали анализы. И, как говорит Алексей, «нас тогда сильно ошарашило диагнозом онкология.
— Печень — загадочный орган, — рассуждает старший Бойков. — Она, как и мозг, не имеет нервных окончаний. И если печень начинает разлагаться изнутри, она не дает болевых ощущений. Пока не дойдет до самой кромки, человек ничего не испытывает.
Почему у 10-летнего пацана случилась такая болезнь, никто Бойковым сказать не смог. Даже опытные московские врачи. Разводили руками. Известно только, что когда подобный диагноз ставят взрослым людям, их даже не пытаются лечить — сразу отпускают домой. В случае с Артемием медики незамедлительно ринулись спасать его жизнь. Они сказали родителям мальчика, что без трансплантации органа не обойтись. И начали рассматривать в качестве донора Алексея.
— Группа крови тут не имеет никакого значения, — поясняет он. — Смотрят, чтобы сама печень была здоровая. Берут биопсию и изучают ее состояние. Надо, чтобы печень была не «жирная». И это не всегда зависит от образа жизни и комплекции человека. Например, у худого может оказаться «жирная» печень, а у грузного — нормальная, чистая.
Печень Алексея была в порядке. Анализы — тоже. Уже 17 июля 2017 года, через три месяца после постановки страшного диагноза, в московской клинике Шумакова прошла трансплантация. Операция продолжалась 12 часов, а проводили ее сразу 15 медиков. 17 июля в семье Бойковых сейчас считается праздником — вторым днем рождения Темы.
Теперь я точно балерун!
— Ты помнишь тот день? — спрашиваю я Артемия.
— Да, меня катили по коридору, там были такие синие люки большие. Как будто в космическом корабле или на подводной лодке, — тихо говорит Тема, худой, светлый, высокий. — Потом операционная, дали маску, там пахло ромашкой.
— А мне казалось, что зелеными яблоками, — добавляет его папа (Алексея привезли в эту же операционную на час раньше). — И еще меня заставили побриться. Я приехал в больницу с бородой, просил ее оставить. Врачи мне говорят: «Мы же трубки будем тебе вставлять и прилеплять их пластырем. Как их потом отрывать-то от бороды». В общем, побрили меня целиком — как купальный костюм у Бонифация. А потом надели на ноги еще противоварикозные чулки. «Теперь я точно балерун!» — говорил я и рассекал в них по отделению за час до трансплантации.
— После операции еще привязывали к кровати, чтобы ничего не повредить, — вспоминает Артемий. — А я не люблю спать на спине. Мне надо переворачиваться на бок все время. Сложно было.
Алексею Бойкову отняли половину печени. Это примерно полтора килограмма, срез — с детскую ладонь. Сшивать все капилляры и сосуды надо очень долго и тщательно.
— Онкология, трансплантация — очень тяжелая история, — внезапно становится серьезным папа Темы. — Вы знаете, что я хочу донести до людей? Что это может случиться с любым ребенком. Всякое возможно. Это не где-то там далеко. Но если произойдет — не надо бояться. Будьте оптимистами.
— Вас надежда спасала?
— Я всегда говорю: «Надо не надеяться, надо знать». Когда мы улетали в Москву на операцию, я сказал: «Никаких вариантов, мы обязательно вернемся, все будет хорошо. Я знаю это. Пройдет несколько лет, и мы будем это вспоминать и хохотать».
— Тема, а ты знал, что все будет хорошо?
— Да. Знал.
Не напрягаться и соблюдать диету
Алексей восстановился после трансплантации довольно быстро. Уже через две недели после операции он выписался из больницы. Говорит, больничная кухня была слишком для него «несоленая». 1 августа вернулся в Улан-Удэ.·
— Само восстановление было недолгим, — говорит он. — Сначала мне давали медикаменты с железом. Потом — просто сидел на больничном. У меня затягивались швы — они и наружные, и внутренние. Главным было не напрягаться и соблюдать диету. Каждый месяц я ходил делать УЗИ.
На больничном Бойков просидел в общей сложности полгода. А потом вышел на работу. Как и прежде, он помощник машиниста на железной дороге.
— После операции у меня нет никаких показаний к смене профессии, нет инвалидности, — подчеркивает Алексей. — И я считаю, что это нормально.
Нормально — иметь еще и много увлечений. Алексей занимается возрождением славянских языческих традиций. Коллекционирует раритетную технику советской эпохи. Зимой обливается холодной водой и обтирается снегом. И активно общается с бывшими и нынешними пациентами, перенесшими трансплантацию органов. Такая миссия у человека — рассказать, что жизнь не заканчивается. Важная миссия.
— Я живу обычной жизнью, — говорит Бойков. — Единственное, что у меня шрам на полживота, который уже никуда не денется.
Он просто ребенок, как и все
Такое понятие, как «восстановление», для Артемия не подходит. У него есть определенные ограничения. Например, всю жизнь Теме придется принимать лекарства. Каждые четыре часа по расписанию — будьте добры, вот вам таблетки и суспензии. Его папа — оптимист и по этому поводу шутит: «Артемий нас постоянно спрашивает, когда мы его одного в Москву начнем отпускать. Я говорю: «Когда не будешь забывать лекарства пить».
В первый год после операции Тема каждые три месяца летал в Москву на обследования. Сейчас они стали реже, проверки хватает раз в полгода. Но раз в месяц Артемий сдает анализы, которые тоже отправляют в столицу.
Он постоянно носит маску — лекарства подавляют иммунитет. Поэтому любая простуда или вирус опасны.
После операции Артемия перевели в школу для ребят с ограниченными возможностями здоровья. Программа — та же самая, но уроки идут по полчаса, и учителя нормально относятся к тому, что их ученики иногда могут лечь в больницу. Сейчас Тему можно было бы вернуть в обычную школу, но он не хочет — появились новые друзья. После уроков он ходит в «Кванториум», учится программированию.
Уже через полгода после трансплантации Теме дали «добро» потихоньку заниматься спортом. Раньше он увлекался карате, но теперь ударные техники не разрешают. Поэтому Тема пошел играть в футбол. Он любит стоять на воротах, дома у Бойковых — гора из мячей и перчаток. Еще мальчик катается на велосипеде. Учится играть на гитаре. Рисует аниме.
— К 18 годам сыну дадут справку с определенной группой, — поясняет Алексей. — Да, в военные вузы он не поступит. И грузчиком не сможет работать. А все остальное — пожалуйста.
Сам Тема обстоятельно мне объясняет, что его привлекает все, связанное с компьютерами. И особенно программирование.
— Моя жизнь складывается хорошо, — тихо, но твердо говорит он. — На будущее — много планов.
— Артемий до операции и после — это разные люди? — спрашиваю я его отца.
— Нет, — пожимает плечами Алексей. — Когда все эти пертурбации были, казалось, что он повзрослел. Но сейчас жизнь вернулась в прежнее русло. И он просто ребенок. Как и все.
— Ты знал, что такое рак? — осторожно спрашиваю я мальчика.
— Я знал, но спокойно к этому отнесся, — говорит Тема.
— Спокойствие мы, родители, создавали вокруг него, — объясняет Алексей. — Конечно, самим было очень тяжело все это переживать. Но мы всегда говорили: «Тема, все нормально, все лечится». И лексика тут тоже имела значение. Такое слово, как «рак», мы не употребляем по сей день. Мы говорим «онкология». В Москве вообще в больницах очень важен и соблюдается вопрос этики по этому поводу. Например, там не говорят «больной». Только «пациент». Слово может лечить, понимаете? Мы сами это увидели.
Ключевые слова:
Популярное в газете
Популярное в газете
последние статьи
последние статьи